Он покачал головой.

— Они были помолвлены уже два с лишним года до того, как Луиза подверглась нападению и стала одной из нас. Они оба хотели дождаться брачной ночи.

— Похвально, — сказала я. — Но оргазм, до некоторой степени, всегда оргазм. Если она умела себя контролировать в оргазме без сношения, то должна была суметь это сделать и в реальном сексе. — Я снова тронула его за плечо. — Ты сделал для нее все, что мог.

Он отдернулся, будто я обожгла его, вскочил так, что стул треснулся об кухонный стол и свалился на пол. Я скорее почувствовала, чем увидела стоящих в двери людей.

— У нас все в порядке, — сказала я. Шанг-Да, Мерль и оба крысолюда неуверенно остановились в дверях. — Все в порядке, оставьте нас.

Они вышли, но я знала, что у нас есть слушатели, потому что далеко они уходить не станут.

Ричард стоял посередине кухни, одетый только в полотенце да в лучи утреннего солнца. Обычно это отвлекло бы меня от всего разумного, но не сегодня. Страдание на его лице было для меня сейчас важнее, чем его тело. Глядя на эту муку, я вдруг догадалась. Это было страшно.

— Но ведь не может быть, чтобы она любыесексуальные контакты отложила до свадьбы?

Он вздернул подбородок, попытался придать себе уверенный вид. Но это была лишь маска, и теперь я это знала. Под ней был страх — и вина.

— Я учил ее контролировать зверя в гневе, в печали, в страхе, в страдании, в любых проявлениях крайних эмоций — но не в сексе. Я уважал ее убеждения.

Я смотрела на него пристально. Да, именно в этом роде Ричард и поступил бы. Теоретически я его даже одобряю, но теория и практика — вещи разные. В реальной жизни это было неудачным решением, и Ричард должен был бы знать об этом лучше меня.

У меня лицо стало непроницаемым, пустым. Лицо профессионального копа. Я не хотела выдавать лицом ни одной из своих мыслей.

— Значит, Луиза перекинулась в процессе секса, убила мужа, и копы ее застукали.

Я не стала выражать свое удивление, что они не убили ее на месте. Вид страшного серого волка, поедающего несчастное человеческое тело, — достаточная причина стрелять на поражение.

— Луиза пришла с повинной. Я думаю, если бы она не считала самоубийство грехом, то убила бы себя сама.

Он повернулся возле раздвижных дверей, прижался лбом к стеклу, как от усталости.

Я хотела бы сказать, что это не его вина, — но не могла. Он был ее спонсором, тем, кому полагалось ее научить, как быть оборотнем. Общаясь с леопардами, с Ричардом, со стаей Верна в Теннеси, я узнала, что оргазм любого рода — серьезное испытание для самоконтроля оборотня. Оргазм, по идее, это снятие всех барьеров, но полностью отбросить контроль — значит перекинуться, а это истинный кошмар, если партнер — человек. Ричард часто мне долдонил, когда мы встречались, что не доверяет себе в ночь полнолуния и даже накануне. Он не боялся потерять над собой контроль и меня убить — боялся потерять над собой контроль и меня напугать до смерти. Еще честнее — боялся отпугнуть. Однажды он перекинулся прямо на мне, и это переживание ничего общего с сексом не имело. От одного этого я тогда помчалась сломя голову к Жан-Клоду. То есть от этого — и еще от того, что Ричард на моих глазах кого-то сожрал.

Я не знала, что тут сказать. Знала только, что сказать что-то надо, что молчание хуже всего.

Он заговорил, не поворачиваясь:

— Давай, Анита, сообщи мне, что я дурак. Что я принес их обоих в жертву своим идеалам.

Голос его был так полон горечи, что горло перехватывало даже слушать.

— Луиза и ее муж хотели быть верными себе. Ты хотел им в этом помочь. Это полностью укладывается в твою логику и твои правила.

Голос у меня был пустой, но, слава Богу, без упрека. На лучшее я сейчас не была способна. Потому что это была трагедия, и произошла она потому, что и Ричард, и девушка, и ее жених больше беспокоились о видимости, чем о реальности. А может, это я такая циничная. Или усталая. Ох, какая усталая!

Как любая настоящая трагедия, она полностью определялась личностями участников. Если бы Ричард был более практичен и менее идеалистичен, если бы Луиза и ее покойный муж были не так религиозны, не так чисты, да черт возьми, уж если ее муж ввел ее в оргазм с первого сношения — если бы он был не так талантлив! Столько здесь сплелось, что превратило добрые намерения в кровавый ужас.

— Да, это полностью укладывается в мою логику и мои идеалы, и это моя ошибка. Мне надо было хотя бы заставить их с Гаем предаться первому ощущению там, где стая могла бы наблюдать, могла бы спасти его. Но Луиза была так... чувствительна насчет всего этого — я просто не смог настоять. Я просто не мог заставить ее раздеться перед чужими, предаться при свидетелях самым интимным переживаниям. Я просто не мог.

Я опять не знала, что сказать. И сделала единственное, что могла придумать ему в утешение. Я подошла к, нему, обняла за талию, прижалась щекой к гладкой твердой спине.

— Ричард, мне так жаль.

Его тело затряслось, и я поняла, что он снова плачет, беззвучно, но не легко. Его сотрясали всхлипывания, но единственным звуком, который он позволял себе издавать, было тяжелое, прерывистое дыхание.

Он медленно опустился на колени, ладони заскрежетали по стеклу двери, будто бы кожа слезала с рук. Я осталась стоять, наклонившись над ним, прижимая его голову к себе, держа его.

Он откинулся назад, и вдруг оказалось, что я пытаюсь удержать всю его тяжесть, когда он повалился на пол. Я наступила на подол халата, и мы свалились на пол кучей, его голова и плечи у меня на коленях, и я пыталась сесть. Узел на полотенце развязался, и показалась длинная, непрерывная линия его тела от талии и бедра до ноги. Полотенце еще держалось, но на последнем издыхании.

Рот Ричарда раскрылся в беззвучном плаче, и вдруг донесся звук. Ричард испустил отрывистый, придушенный слезами вопль, и будто что-то освободилось в нем.

Вдруг всхлипывания полились потоком, перемежаемые тихими, страшными, болезненными звуками. Он всхлипывал, рыдал, скулил, и вопил, и цеплялся за мои руки таю, что должны были остаться синяки. А я могла только держать его, гладить его, укачивать, пока он не успокоился. Наконец он улегся набок, голова и плечи до упора вдвинуты ко мне на колени, а остальное тело скорчилось в зародышевой позе. Полотенце кучей легло под ним на полу — я не помню, когда оно упало. И даже как-то этим была горда, потому что обычно, когда я вижу Ричарда голым, у меня ай-кью падает пунктов на сорок вместе со способностью рассуждать. Но сейчас так сильно было его страдание, что оно было приоритетным. Ему сейчас нужен был не секс — утешение.

Наконец он затих у меня на руках, дыхание замедлилось почти до нормы. Веки, трепеща, опустились, и я на миг подумала, что он заснул. Но тут он заговорил, не открывая глаз.

— Я назначил в стае Эрота и Эранте. — Голос его был еще хриплым от плача.

Эрот — это греческий бог любви или вожделения, а Эранте — муза эротической поэзии. В преданиях вервольфов это были имена сексуальных заменителей. Мужчина и женщина, которые должны делать то, что нужно, если спонсор вервольфа оказывается слишком стеснителен. В стае Верна они были, потому что у Верна лупа очень ревнует своего Ульфрика, а иногда нужен кто-то, кто не участвует эмоционально.

— Это хорошо, Ричард. Я думаю, это облегчит положение.

Он открыл глаза, и они были мрачны. У меня сердце сжалось при виде такого взгляда.

— Есть и другие должности, которые тоже сильно облегчили бы многое, — сказал он все еще хриплым голосом.

Я сжалась — не могла ничего поделать. Я знала, что есть титулы среди ликои, которые могли бы решать все проблемы, созданные Ричардом. Эти титулы в переводе означают палачей, заплечных дел мастеров. История ликои переживала когда-то весьма тяжелые времена. Сейчас эти должности заняты в очень немногих стаях. В них нет необходимости, поскольку в большинстве стай Ульфрик сам по себе достаточный тиран, и ему нет надобности делегировать грубую работу.